Планета обезьян: Война:

Планета обезьян: Война: Ревенант

«Планета обезьян: Война» с самого начала казалась фильмом из параллельной реальности, где кинотеатры живут не комиксами и многобюджетными сериалами. Кому сдалась в 2017 году история про умных обезьян, кто его целевая аудитория сегодня — решительно непонятно. По иронии, чем меньше было смысла продолжать франчайз, тем лучше он становился.

В итоге новое кино удивительное и редкое. Оно совершенно не беспокоится о таких вещах, как время и фан. Оно смонтировано с таким количеством длиннот, будто должно было премьероваться в Каннах. Оно никуда не спешит и позволяет себе задерживаться на деталях подолгу. Аттракцион и экшн ему безразличны, и единственная большая битва, которая в финале, служит исключительно красивым эпическим фоном, пока авторы драматично завершает одну сюжетную линию за другой.

Несмотря на громкое название, фильм работает больше как персональная драма — у Цезаря убивают сына и жену, и он отправляется мстить. Всё остальное — судьба его племени, судьба человечества, его друзья-товарищи, немая девочка, подобранная по дороге, и даже полковник Полковник — всё это растёт уже сверху. Тогда же приходят и все философские дилеммы, на этот раз обострённые деградацией людей, но даже они в конце концов заглушаются перед эпилогом, где кино пытается не самым логичным образом, но на хорошей ноте распрощаться с Цезарем. А заодно закончить трилогию, изящно отослав к оригиналу 1968 года.

«Война», кстати, любит отсылки. Проезд на конях по пляжу тоже оттуда, из 60-х. Но ещё больше оригинала это кино любит «Апокалипсис сегодня», раскидывая как совсем прямолинейные цитаты и каламбуры, так и вдохновляясь им сюжетно. Где-то на стене жирными буквами написано «Обезьянокалипсис сегодня», шрифтом помельче — «История, история, история», а Вуди Харрельсон, формальный новый злодей, косплеит Марлона Брандо.

По иронии, это переосмысление Копполы — наверное, единственное, что действительно вредит фильму. Не сильно, правда, и не превращая в пародию, но всё-таки подтачивает его, потому что в остальном кино метит очень высоко. Более того, несмотря на те самые отсылки, у него больше общего с «Выжившим» — буквально на всех уровнях. В персонажах, мотивациях, антураже, повествовании и самом настроении, и даже то, как Ривз цитирует Копполу похоже на то, как Иньярриту оммажил Тарковского. Особенно это читается в первой половине фильма, которая роуд-муви, потому что потом «Война» принимается зеркалить первую часть с Франко, снова сажая в клетку и снова разворачивая побег из неё. Только на этот раз с привкусом концлагерей.

Небанальной «Войну» делает и то, как мало она полагается на диалоги и как часто предпочитает долгие переглядки, глаза в глаза, вместо другой коммуникации. А сами диалоги в основном строятся на жестах, которые нам переводят субтитрами, либо на смеси жестов и односложной речи. Если не считать эпизодических солдатов, по-человечески связно здесь говорят только двое — Цезарь и Полковник, а много текста и сложносочинённых предложений — вообще лишь у последнего.

Тем приятнее, что при всей вторичности роли Харрельсон играет, во-первых, персонажа цельного, а во-вторых, не однобокого. Его Полковник, в общем, и не злодей даже, а герой трагедии, ставящий вполне логичные вопросы и в результате раздавленный только более популярным мнением и горькой иронией случайного стечения обстоятельств. Хотя бы в такой степени сложных персонажей сегодня многобюджетному кино страшно не хватает.

То есть, «Война» реально выше почти всего современного мейнстрима с бюджетом после 100 миллионов, чем прекрасно демонстрирует, как он обмельчал. Притом что фильм не рассказывает какие-то новые вещи про понятие человечности. Но это твёрдая, умная картина, которая не ощущается ни аттракционом, ни эпизодом сериала и вдобавок не держит за дурака.