Линкольн

Совсем недавно нам довелось наблюдать весьма любопытный факт: буквально сразу после избрания первого чернокожего президента США на второй срок в прокат выходят две картины, словно отображающие одного и того же главного героя с разных ракурсов – «Джанго Освобожденный» Квентина Тарантино и «Линкольн» Стивена Спилберга. Этот главный герой, увековеченный в двух великолепных фильмах подряд – рабство, многоликое и ужасное. Каждый из двух режиссеров выбрал собственный способ поделиться своим взглядом на проблему рабства: Тарантино – в жанре спагетти-вестерна, Спилберг – в жанре байопика. Но у этих картин гораздо больше параллелей, чем может показаться на первый взгляд. Что же прячут режиссеры в столь трудных, но успешно реализованных жанрах?

Герой против героя

Спилбергу почти с самых первых кадров удалось найти своего героя: живой, неуклюжий, странноватый Линкольн шедеврален каждым словом и движением, монументален тем, как мешает уголь в камине, и тем, как бьет сына по лицу. Он Легенда и человек одновременно. В нем нет ни капли грязи, присущей байопикам, где режиссеры «оживляют» своих героев до крайней точки, до туалета и обязательного в таких случаях адюльтера. Но и без всего этого Линкольн живее всех живых, словно кто-то на короткие два часа вдохнул душу в его портрет. Безусловно, этот кто-то в немалой степени и Дэниэл Дэй-Льюис, и здесь мы воскликнем вслед за братьями Вайнштейн: «Четыре года без Дэниэла на экране – это слишком». Что же до героя нового детища Вайнштейнов, то Джанго – иной типаж. Он неоднозначен, он озлоблен, он умеет стрелять. Линкольна отвратило от рабства то, что он увидел на рабовладельческой барже. Джанго, по всей видимости, плыл на той самой барже: нетрудно представить, насколько отвратительно рабство для него. И наконец, если Дэй-Льюис живет и дышит в каждом кадре, то Джейми Фоксу просто нечего играть: его герой собирателен и размыт донельзя. Эта метафора и гипербола собирательного персонажа, получившего право судить своих врагов, достигают своего предела в финальной кровавой массакре, в те последние тридцать минут, когда со сцены уже сошел доктор Шульц…

Романтик против идеалиста

Ах, доктор Шульц. Актерский гений Кристофа Вальца можно оценить, только посмотрев оба последних фильма Тарантино: и «Бесславных ублюдков», и «Джанго». Насколько омерзителен в своем обаянии «охотник на евреев» Ганс Ланда, настолько обаятелен и трогателен Кинг Шульц, доктор Доктор, немецкий романтик и «охотник за головами». А если бы он посмотрелся в зеркало «Линкольна», то увидел бы там конгрессмена Тадеуша Стивенса, сыгранного другим блестящим талантом – Томми Ли Джонсом. Первому претит рабство в силу его немецкого прагматичного романтизма, позволяющего убивать плохих за деньги, но не терпеть унижение слабых ради денег или забавы. Второй – политический идеалист, положивший все силы ради признания равенства для всех. В своей звездной сцене, в которой им нужно сделать выбор между честью и достижением благой цели, каждый сыграл блестяще. И пусть их выбор будет разным, но те, кто смотрел оба фильма, узрели великолепно поставленное и сыгранное превращение романтика в идеалиста и идеалиста в романтика.

Рабство против рабства

Целой партии демократов, показанной в байопике, может быть противопоставлен лишь один персонаж спагетти-вестерна, заслуживающий всех Оскаров сразу – чернокожий дворецкий Стивен в исполнении Сэмюэля Л. Джексона. Конгрессмен Фернандо Вуд в исполнении Ли Пэйса, по иронии судьбы (или Спилберга) совсем недавно сыгравший транссексуала, надрывается в Конгрессе о том, что нельзя просто взять и поставить все с ног на голову, дав чернокожим права, которые нельзя им давать, потому что давать нельзя. В это время Стивен пьет дорогой виски в гостиной своего хозяина мистера Кэнди и боится, что привычный мир рухнет и «ниггеры начнут спать в хозяйских постелях». И если Спилберг в «Линкольне» серьезен и однозначен: дать права и точка, а чернокожие в его фильме цитируют последнюю речь Президента и мечтают о светлом будущем, то Тарантино вдоволь троллит зрителя, демонстрируя ему то теории про три углубления в черепе «ниггера» для лучшего послушания, то живое доказательство рабской психологии – Стивена, чьи руки уже не трясутся, когда дело заходит о необходимости сохранения привычного порядка вещей. Скоро придут Линкольн и Джанго, чтобы доказать обратное, но Фернандо Вуд все же соперник более низкого ранга, чем чернокожий дворецкий, рассуждающий, насколько жестоко следует наказать раба, покусившегося на хозяина.

Трус против подлеца

Любопытна в этих двух фильмах еще одна когорта второстепенных персонажей, которая, опять-таки по иронии судьбы, может быть представлена одним и тем же человеком – Уолтоном Гоггинсом, актером с лицом «настоящего ублюдка». Его сенатору Клэю Хокинсу в общем-то не особо есть дело до негров и он боится впутываться в опасные политические игры, но он готов продать свой голос за поправку об отмене рабства. Билли Крэш попросту ненавидит и презирает «черномазых». Их судьбы различны, но эта борьба труса с подлецом ярко живописует два важных факта. То, почему Линкольн согласен на особые полномочия, данные ему во время войны: такие люди, как Клэй Хокинс не виноваты в том, что они трусы и не способны сделать выбор самостоятельно. И то, почему Джанго ненавидит «хозяев»: такие подлецы, как Билли Крэш, виновны самим фактом своего существования, не ненавидеть их значит идти против природы и здравого смысла. Персонажи Гоггинса словно олицетворяют собой ходячие причины поступков главных героев, а сыграны так, что актер теперь, вероятно, окончательно закрепит за собой амплуа «труса и подлеца».

Дубляж против оригинала

И наконец, особым видом частного антагонизма станет для зрителей выбор: дубляж или оригинал. И если доктору Шульцу повезло быть озвученным замечательным Леонидом Белозоровичем, то Алексею Иващенко не повезло быть выбранным на роль Линкольна так же, как не повезло бы любому другому актеру. И дело здесь, в первую очередь, в Дэй-Льюисе, согласиться озвучивать которого означает подписать себе вердикт. Как передать это небрежное бормотание о самом важном, эти дрожащие нотки в голосе внезапно переходящие в железобетонное "I am the President of the United States clothed with immense power. You will procure me these votes!". Никак, если ты не сам Дэй-Льюис. Поэтому тем, у кого есть выбор, совет: «Джанго» можно смотреть в дубляже. «Линкольна» же – только в оригинале.

История против истории

Есть мнение, что истории не существует. Что всякая настоящая история – горшки и черепа, а все остальное – это криптоистория, которая сначала придумывается летописцами, затем историками, затем писателями, затем режиссерами и так до бесконечности. И все же если бы такого Линкольна не было, его следовало бы придумать, чтобы история об отмене рабства стала реальной и ощутимой. Когда Линкольн спрашивает себя, что дальше, он понимает, что не знает. Его Поправка - это шаг в бездну, неведомую и непредсказуемую, это бегство от реальности, где южане доказывают приемлемость эксплуатации и унижения одних людей другими тем, что иначе рухнет их экономика. Он готов сделать этот шаг лишь потому, что верит: американцы найдут дорогу, проторят новую тропу, на которой останется в прошлом эта позорная для истории США страница. И такая история нужна и американцам, и тем, кто еще верит, что всё, что им нужно – это мешки с правильными прорезями на голове.

Тарантино на «правильную» историю не оглядывается, он поставил себе другие задачи. Режиссер рассказывает историю рабства в миниатюре, не стесняясь демонстрировать то, к чему привела Америку эта страница. Он как бы экранизирует тезис «мы сами виноваты: сначала мы над ними издевались, а затем дали им оружие». Путь к свободе тернист и долог. На этом пути нельзя бросать освобожденных на произвол Судьбы. «Мы в ответе за тех, кого приручили», а «чтобы убить дракона, надо им стать». Наверное, это осознавал и боялся Линкольн, по крайней мере, спилберговский Линкольн уж точно. Возможно, это осознал и доктор Шульц, не пожелав смотреть на то, как Джанго в хозяйском костюме красуется на танцующей лошади перед домом рабовладельца с видом победителя. И если американцы сделали следующий шаг вперед на пути прочь от рабства, унижающего страну и каждого ее жителя, выбрав чернокожего президента, то пусть это будет не новый Джанго.

Спилберг и Тарантино – безусловно выдающиеся режиссеры современности. И рассказать о том, что их волнует, умеют так, чтобы это взволновало и других. Однако сделать правильный выбор в кинематографическом мире легко, ибо этот выбор живет лишь до того момента, когда режиссер скажет «Снято!». Если же придется сделать его в реальной жизни, пусть он не разойдется с тем, во что мы искренне верим.

Хорошего нам кино, просто интересного и по-настоящему вечного.

голосуй