Лакричная пицца

Рецензия: Возвращение в невинность

Пол Томас Андерсон методично продолжает деконструкцию различных эпох американской истории, но в «Лакричной пицце» он не столько движется вперёд, сколько возвращается к уже пройденному, а именно в Калифорнию 70-х. Во «Врождённом пороке» главный трагик американской истории остался непонятым зрителем, хотя, наверное, он никогда не признается в этом публично, и теперь настала пора повторить то же самое, но иначе. В «Лакричной пицце» та же история про порок, деньги, слом «великой Америки» (той самой, о которой до сих пор мечтают заокеанские бумеры, хотя это именно они её и ломали), сексуальную революцию, гибель старого Голливуда, бензиновый кризис, излёт маршей за свободу и прочее вынесено на второй или третий план, преломляясь в детской и неловкой мелодраме о любви пятнадцатилетнего и двадцатипятилетней.

Хоффман-младший (во многом играющий собственного отца в молодости) и одна из поющих сестёр Хаим последовательно помещаются режиссёром в тематические ситуации, попутно увлечённо занимаясь продажей водяных матрасов (самая густая и навязчивая символика времён расцвета «магазинов на диване»), настойчивыми стараниями выстроить актёрскую карьеру, участием в местных выборах и общением с близкими. Здесь нет какого-то последовательного нарратива, кроме настойчивых попыток потрогать сиськи, зато есть целый океан нежной невинности, за которой ясно просматривается не столько эпоха, сколько личные о ней воспоминания автора, который родился в 1970-м, и потому на это время пришлось его детство, но никак не подростковая пора.

Пусть Пол Томас Андерсон в своей обычной насупленности и старается казаться серьёзным бумером, сам он чисто календарно относится к «поколению пепси», и нотки этого будущего невольно прорезаются в безбашенных сценках с грузовиком и вообще в беззаботном отношении ко всему происходящему. Для героев, как и, очевидно, для автора, это светлый мир, где всё возможно, а если что-то идёт не так, от этого всегда можно просто убежать.

Единственные нотки «взрослого», назидательного в сюжет привносят эпизодические роли старшего поколения, тут уж автор не мог изменить себе. И камео Шона Пенна тут особенно настойчиво твердит — мы стоим на плечах гигантов, какими бы мелкими и незначительными они не оказывались после пристального рассмотрения. Но эти вставные гиганты последовательно оказываются лишними на этом празднике жизни, аутентичен же тут только Брэдли Купер, который явное взрослое альтер-эго автора, тот самый воображаемый литературный герой, от имени которого ведётся повествование. Его мораль прямолинейна, понятна и не чужда героям, и от него, в отличие от всего остального, не уежешь с горки задом, будь персонаж Купера сколь угодно смешон со своей Барбарой СтрейСЭнд. Как не убежишь и от неумолимого течения времени: в конце фильм выходит на ту же ностальгическую ноту, которой заканчивается «Рок-волна» — подступает новая эпоха, которая сметёт всё хорошее, что осталось в прошлом. А всё плохое вроде дурных копов или трусливых двуличных политиканов оставит на месте.