Дорогие товарищи!

Рецензия: Конец оттепели

Особенность режиссёра Кончаловского годами поддерживать в себе такой образ русского художника-вольнодумца, вхожего в западные фестивальные сообщества (и даже попадающего в шорт-лист «Оскара»), и, одновременно, вполне успешного патриотически настроенного режиссёра, снимающего на деньги господина Усманова, конечно, ещё ждёт своего достойного исследователя, но для этого нужно быть уж слишком заинтересованным в материале историографом. Однако при просмотре фильма «Дорогие товарищи!» практически невозможно абстрагироваться от образа автора. С самых первых и до самых последних кадров кино оставляет впечатление такого мучительно-несогласованного любования собственным отражением. А может так? А может, а может, не стоит так уж прямо, каждые полтора кадра Кончаловский словно сам себя одёргивает.

Покажет мельком «партийные привилегии», и тут же зажмурится, господи, ну посмотрите, ну какие же это привилегии, убожество одно! Только упомянет красный террор на Дону, тут же оправдается Шолоховым. Только покажет в кадре икону или царские кресты, тут же сведёт в шутку. Всё, буквально всё, что показано вокруг непосредственно новочеркасского расстрела — это такие непрерывные межеумочные полутона, показанные не для глубины экспозиции и не для погружения в атмосферу, а просто белый шум, как бы чего не сказать прямо, как бы не забыть изобразить на лице скепсис. Сам расстрел — тоже такое избегание. Вся стрельба — где-то за кадром. Солдаты или «девятка»? По приказу или самовольно? В воздух или прицельно? Солдаты на танках помогали людям через них перелезать! Не всё так однозначно, давайте разберёмся!

Да и сам ракурс повествования — со стороны партийной номенклатуры, такой себе холодно-отстранённой, не считая моментов беготни по подвалам, занятой высокими помыслами, заседаниями и дракой бульдогов под ковром. Высоцкая в роли своеобразной Шульман тоже вся раздёрганная и на эмоциях, её многочисленные героические хахали (военный, партейный и конторский) как своеобразный символизм триединого генезиса пост-сталинского совка, ну, а народ, что народ, он безмолвствует/громит там за кадром, не считая попискивания глупой будущей диссидентки, каковые во многом действительно из «золотой молодёжи» впоследствии и происходили. Молчать, твердит им автор, это мама-анархия разрешила вам диссидентствовать, и скажите спасибо, хотели бы, так убили бы. Да и современной номенклатуре назидание — если бы не чека с их строгостями, остались бы вы наедине с народом, а он вона какой у нас, грубый и спорый на расправу.

Но всё это умствование ни черта не клеится. С нарочито шаблонными суконными речами (никакая партноменклатура так в жизни не разговаривает), нарочитыми «колоритными стариками», нарочитыми дореволюционными прозекторами, нарочитой чёрно-белой кровью. Не клеится, и всё. Потому что автор не желает про расстрел. Он желает о том, что всё из-за бузотёров, которые провоцируют доблестного чекиста на трудодень, а партейного руководителя на ностальгию по сталинским временам. А сталинские времена никуда не ушли, говорит нам Кончаловский нарочитыми усатыми портретами по стенам. И это с новым витком протестной активности должно бы стать ещё одним назидательным жестом, теперь уже в сторону нового поколения бузотёров, мол, вы хотите как в Новочеркасске? Но даже этого режиссёр знать не мог, потому что фильм выходил в долгую осень 2020, которая однажды взяла и закончилась. Если бы автору знать, быть может, снимал бы ещё осторожнее. Или вообще не снимал.